Хорошо известно, что и современниками, и непосредственно следовавшей за ними литературно-критической традицией Вячеслав Иванов обычно воспринимался как виртуоз формального и языкового изобилия: если критика упрекала его, то (говоря позднейшим языком) всегда за «излишества», если хвалила – то за «многообразие». Однако это представление, безусловно, нуждается в уточнении.
